Родился и живу
- Мои предки по линии отца жили в селе Доброе. Прадед работал в колхозе. Бабушка — Морозова Антонина Гавриловна — была сельским почтальоном. И когда я был маленький, меня в садик не водили, и бабушка брала меня с собой, когда разносила письма. Что касается дедушки, он был специалистом, работал на закрытом госзаводе № 260, и, как я понимаю, участвовал в разработке снарядов для «Катюш». Во время войны дедушку отправили вместе с заводом в Пермь, и бабушка поехала вместе с ним. Там родился мой папа. А спустя полгода они вернулись. Сам я родился в Добром и живу там почти всю жизнь — сначала в селе, потом неподалеку в районе.
Центральная площадка села, окруженная домами, называлась и называется по сей день площадью Культуры. Там, в доме номер 10, мы и жили. В 1947-м году дедушке выделили свободную землю у церкви для постройки дома. До этого мои предки жили несколькими домами ниже — был такой большой дом Морозовых.
На центральной площади нашими соседями были Куликовы — потомки крестьянина, на чьи деньги была построена колокольня Константино-Еленинской церкви. Я хорошо знал Роберта Андреевича, мужа тети Нины — то ли внучки, то ли правнучки того самого Куликова. В свое время Роберт Андреевич в Москве окончил консерваторию по классу классической гитары, и иногда я брал у него уроки. Хоть и учился в музыкальной школе, но и у него кое-что спрашивал, и он мне с удовольствием показывал. Тетя Нина преподавала в 13-й школе. А Роберт Андреевич работал с моим отцом.
Я очень хорошо знаю церковь, потому что, когда был маленький, много по ней бегал — бабушка на пенсии устроилась сторожем на склад, который там располагался. У колокольни была табличка у основания, металлическая, и на ней написан год постройки. Я ее сейчас нашел, но там уже ничего не понятно, она поржавела. А в то время были видны цифры. Мы по этой колокольне лазили. Конечно, пролеты были прогнившие, но самые отчаянные мальчишки постарше пытались забраться наверх, используя всякие приспособления. 
Добросельский быт
Доброе занимало территорию нынешнего частного сектора — до самого Кирпичного завода, нынешнюю Добросельскую и чуть дальше по Суздальскому проспекту. Не было ни 36-й школы, ни больниц — это все были дома. В селе было несколько магазинов — продукты, галантерея и винный — на нынешнем пересечении ул. Добросельская и Суздальского проспекта. Рядом с ними было два телефона-автомата, и все ходили туда позвонить.
У жителей было подсобное хозяйство, но работали, в основном, в городе на заводах. Дорога была узкой, по полосе в каждую сторону, и очень плохой, с колдобинами. Троллейбусы были единственной связью с миром. Четвертый маршрут — до ДК Кирпичного завода… Я застал эти горбатые троллейбусы, у них сзади сиденья были как диваны. И все мы время от времени выезжали в город. Так что всегда себя даже ментально разграничивали, что мы не в городе живем, а в селе Доброе.
Что я помню очень хорошо — было огромное количество вишневых садов! И сорт был интересный, «породистый». Я такой вишни больше не видел. Она очень сладкая, черная была. Помню, бабушка напечет пирогов, дедушка растопит самовар, и в саду, где цветет вишня, огромный стол, за которым мы сидели и пили чай или обедали. Родственники к нам заходили и просто соседи. Довольно дружно жили.
Гитара. Начало.
Парни с улицы Маяковского собрали самопальный коллектив, и мы, мелкие, глядя на них, тоже играли — на кастрюлях. А потом, видя такое стремление, родители предложили мне пойти в музыкальную школу. Меня возили в город, потому что в Добром, конечно, никакой музыкальной школы не было — ездили в Дом пионеров. И когда мы подросли, вместе с Андреем Куликовым и друзьями собрали группу. У Куликовых был большой сад, и летом мы вытаскивали туда нехитрое оборудование и прямо в саду репетировали. Ничего особо не умели, но желание было огромное. Правда никто, кроме меня, занятие музыкой не продолжил.
Сельские развлечения
Развлечений на селе особо не было. Дети зимой катались с горы в сторону Клязьмы — тогда коллективные сады только начинали застраиваться, а около Гусинки еще сажали помидоры и огурцы. А у взрослых свои заботы, хозяйство. Нужны дрова, вода — на колодец надо идти. Летом в 70-е приезжала культбригада, вешали большой экран и для Доброго села показывали фильмы прямо на улице.
Доброе с Красным всегда конфликтовало. И пацаны постарше не рисковали лишний раз показываться в Красном, как и соседи старались к нам не заглядывать. Но никогда не было конфронтации с Боголюбово. Помню, когда был маленький, все, кто постарше, уезжали в Боголюбово на танцы. Еще «добровцы» были в дружных отношениях с селами на другом берегу Клязьмы — с Кусуново, Ладогой. Туда тоже на танцы и на рыбалку ездили: в то время активно работал Рахманов перевоз, был понтонный мост через реку, а дальше — дорога. Так что и легковые машины, и даже грузовые проезжали. Позже стало работать судоходство: по Клязьме ходила «Зарница» на воздушной подушке и «Сергей Тюленин» — старое судно, которое коптило воздух. А потом все заглохло. Понтоны убрали в конце 70-х, на Рахмановом перевозе остались только лодки.
Про Клязьму
Клязьма подпитывала. Меня спросили не так давно, есть ли у меня какое-то фирменное семейное блюдо. У нас это был жареный судак с морковью и луком. Потому что дедушка и отец приносили постоянно судаков из Клязьмы — она была чистой. Я и сам ловил. Река замерзала тогда. Потом, когда ТЭЦ стала сбрасывать большое количество горячей воды в реку, она перестала замерзать. А раньше у нас была семейная лыжная прогулка на Ладогу — мы обходили ТЭЦ, переправлялись по Клязьме, прямо по льду.
Секретное кладбище
Когда стали сносить дома под «Точмашевскую» больницу, оказалось, что на этом месте было кладбище. Когда рыли котлован, на огромной площади выкапывали остатки гробов, кости. Никто не знает, каких времен это кладбище, потому что на этом месте уже давно стояли дома, и про погост никто не слышал.
Мы все туда бегали смотреть на черепа. В идеале хотели себе целый череп найти. (Смеется.) Дураки малолетние.
